В мае 2005 года в Кракове на Всемирном конгрессе переводчиков собрались 180 человек почти из 50 стран. Продолжавшийся три дня Конгресс был прекрасно организован, официальные мероприятия сведены к минимуму, кроме общих пленарных заседаний состоялись многочисленные «встречи по интересам» - переводчики могли принять участие в работе разных «мастерских»: послушать известных польских литературоведов, критиков, издателей, задать вопросы, обменяться мнениями. И конечно чрезвычайно полезными были беседы в кулуарах, когда люди, занимающиеся одним делом и прекрасно понимающие друг друга, сумели пообщаться на «родном» польском языке - а тем для бесед, естественно, было в избытке. Одна из таких встреч должна представлять интерес для читателей «ИЛ», где во втором номере 2005 года опубликован роман Дороты Масловской «Польско-русская война под бело-красным флагом», впоследствии вышедший отдельной книгой в издательстве «Иностранка». В Кракове за одним столом собрались: Дорота Масловская, переводчики ее книги на французский, немецкий и русский языки и редактор «ИЛ» Ксения Старосельская. Запись их беседы мы предлагаем вниманию читателя. Стоит отметить, что в основном говорили переводчики, Масловская, очаровательная девочка (иначе ее трудно назвать, хотя у нее уже есть крохотная дочка) с милой улыбкой (ямочки на щеках) и крепким, мужским рукопожатием, больше слушала - с явным интересом.
Ксения Старосельская. Я очень рада, что представился случай собраться вместе автору книги и нескольким ее переводчикам – такое редко бывает. Итак, передо мной Дорота Масловская и три переводчика ее «Войны…» - Ирина Лаппо (Россия), Зофья Бобович (Франция), Олаф Кюль (Германия). Переводчиков на другие языки в Кракове, к сожалению, не обнаружилось. Кстати, в скольких странах опубликованы переводы вашей книги, пани Дорота?Дорота Масловская. Венгрия, Чехия, Словакия, Италия, Америка, Голландия. И вот теперь русское издание.
К. С. Книга необыкновенно сложна для перевода: она написана на молодежном жаргоне, и конечно же переводчик, работая над ней, сталкивался с большими трудностями. Мне бы хотелось на этом заострить внимание. И начать с перевода названия. На русском языке сохранен польский заголовок, а во Франции и Германии книга названа совершенно иначе. По-французски, в частности, “Polococtailparty”. Интересно, почему Зофья Бобович так назвала книгу, обсуждалось ли название с автором?
Зофья Бобович. Прежде всего хочу сказать, что я горжусь тем, что перевела «Войну…» одной из первых в мире. Книга вышла в Польше в 2002 году, вокруг нее сразу поднялся шум (как-никак роман - весьма своеобразный и вдобавок написан очень юной особой), появилось множество разноречивых рецензий, о чем, я, разумеется, знала. Все, кто высказывался о «Войне…», сходились в одном - роман непереводим. Тем сильнее мне захотелось его прочитать. И буквально с первых страниц я убедилась, что книга исключительно оригинальна, ничего похожего в польской литературе сегодня нет – никто не показывает так ярко и откровенно маргинальную молодежную среду. Кроме того, я уловила карикатурный характер повествования, поняла, что это пастиш, гротеск, пародия на современную провинциальную молодежь с искаженными, левацко-анархистскими представлениями о реальности, с националистическим, ксенофобским душком, радостно приветствующую проведение в городе праздника «День без русских» и притом далекую от политики, - это типичные представители общества потребления, лишенные каких бы то ни было высоких идеалов и подлинного интереса к тому, что происходит за пределами их узкого мирка. И описано все с поразительным для такого юного автора мастерством - необыкновенно легко, образно, смешно. Я с восхищением прочитала книгу с карандашом в руке, подчеркивая непонятные и кажущиеся непереводимыми места, и начала заниматься ее «продвижением»: перевела 10-15 страниц самого текста наиболее обстоятельные рецензии и интервью с автором и начала переговоры с издательствами, оказавшиеся очень непростыми - издатели проявляли чрезмерную осторожность (к тому же лучшие переводчики с польского на французский поддерживали их в убеждении, что книга непереводима). Мне повезло: на Лондонской книжной ярмарке выяснилось, что американцы уже купили эксклюзивные права на «Войну…», и наши издатели решили не отставать.
Что же касается названия… В книге речь идет о вымышленных угрозах, вымышленных опасностях, никакой польско-русской войны нет, это мираж, причина чему - стереотипы, давно сложившиеся и до сих пор сохраняющиеся в странах Восточной Европы, в чьей истории много сложностей и недоразумений. Французскому читателю, незнакомому с историческим контекстом, это непонятно и, соответственно, не может быть понятен и иронический смысл названия. К тому же польское название, с моей точки зрения, недостаточно ясно показывало, что книга разоблачает ксенофобские, популистские настроения, весьма распространенные в Польше и мешающие необразованной молодежи разобраться в сегодняшней сложной действительности. Я долго ломала голову, даже поехала в Гданьск, много ходила по городу, пытаясь проникнуться реальной атмосферой, которая так ярко отображена на страницах книги, и окончательно убедилась в том, что название надо придумать другое. И придумала: “Polococtailparty”. Ведь коктейль - это, как известно, смесь, а в умах польской молодежи полный сумбур, мешанина. С другой стороны, речь в книге идет о некоем «национально-ярмарочном» празднике – отсюда ироническое “party”. К тому же в Гданьске в июле 2003 года я попала на пышную презентацию польского напитка “polococta” (массовые развлечения, танцы, украшенные цветами автобусы, рекламирующие этот напиток, и т. д.). Все это, как видите, и отражено в названии.
Прежде чем приступить к переводу, я связалась с Масловской, она разъяснила мне непонятные места, после чего работа пошла очень быстро. И немудрено: хорошо написанную книгу всегда легче переводить. А еще мне помогало то, что текст очень смешной. Масловская сама рассказывала, что постоянно смеялась, когда писала, - встревоженная мать время от времени заглядывала в комнату к Дороте, чтобы понять, почему та все время громко смеется. Короче говоря, переводить роман было сущим удовольствием.
К. С. А теперь я передаю слово Ирине Лаппо. Несколько лет назад я прочла ее перевод книги Януша Шуберта. В 70-е годы этот писатель очень ярко заявил о себе, опубликовав две отличные книги, а потом, к сожалению, замолчал. У Шуберта есть что-то общее с Масловской - в первую очередь, образный, живой язык, необычайно трудный для перевода. Поскольку Ирина замечательно справилась с текстом Шуберта, я предложила ей взяться за книгу Масловской, тем более, что живет Ирина в Польше и молодежный язык знает не понаслышке. Я не ошиблась - перевод получился очень удачным. Это отметили все рецензенты, отозвавшиеся на нашу публикацию, даже те, кому «Война…» не понравилась.
Ирина Лаппо. Я сразу «влюбилась» в книгу Масловской, но бралась за нее с опаской: именно потому, что последние десять лет я живу в Польше, русский язык волей-неволей отступает на второй план. И все-таки рискнула. Я совершенно согласна с Зофьей Бобович: меня привлекли гротесковость повествования и юмор Масловской, я тоже смеялась вслух, когда читала книгу. Конечно, персонажи карикатурны, но эта карикатурность только усугубляет реальность образов, их правдоподобие. К тому же автор не язвит, не насмехается над ними.
К. С. А что скажет автор о своих героях, как они рождались?
Д. М. Уже не помню, давно эту книгу не читала. Но, конечно, ни о какой злобной язвительности там нет и речи.
З. Б. Согласна, ирония Дороты Масловской отнюдь не злобная, скорее теплая. В этом, кстати, проявляется несвойственная молодежи (автору было 19 лет, когда книга вышла) снисходительность к человеческим слабостям. К тому же Масловская чрезвычайно наблюдательна: достаточно ухватить несколько специфических психологических черточек, чтобы создать полнокровный образ.
К. С. А как автор относится к молниеносно пришедшей славе, к огромной популярности - это обременительно или скорее приятно и доставляемое удовольствие перетягивает?
Д. М. Конечно, обременительно, просто мешает жить. Но я как-то приспособилась.
Олаф Кюль. Осенью 2002 года мне порекомендовали прочитать роман Масловской. Я прочел несколько страниц и… выбросил книгу в мусорную корзину. Она показалась мне поверхностной, претенциозной, этакой «модно-молодежной».
К. С. А почему же вы все-таки взялись за перевод?
О. К. Несколько месяцев спустя ко мне обратилось одно немецкое издательство с предложением перевести «Войну…». Я уехал на выходные в польскую деревню и там прочитал все от начала до конца уже «пристрастно». И увидел, что был глубоко не прав. Книга буквально меня заворожила. Собственно, в восхищение я пришел уже в том месте, где одна из героинь, Анжела, начинает блевать камнями. Я убедился, что Дорота обладает огромной силой поэтического воображения, образным, метафорическим мышлением. И понял, что стиль книги - не калька молодежного жаргона, а высокохудожественный, новый поэтический язык, как бы надстройка над сленгом, языком рекламы и потребления, и источник его - в польской романтической традиции.
Над названием тоже пришлось немало потрудиться. Дословный перевод издательством был отвергнут - с таким названием в Германии книгу никто не стал бы покупать.
Д. М. В Польше на мои первые авторские вечера приходили ветераны польско-советской войны 1920-1921 года и были горько разочарованы, убедившись, что в книге речь идет вовсе не об этом.
О. К. Вот именно. Я придумал новое название: «Schneeweiss und Russenrot» (дословно «Снежная белизна, русская краснота»). В нем присутствуют цвета польского флага, снег как метафора кокаина и слово «русский». Кроме того, оно отсылает к названию сказки братьев Гримм «SchneeweissundRosenrot» (в русском переводе «Беляночка и Розочка»), только вместо «розовая» появилась «русская». Кстати, в Голландии воспроизвели немецкое название. Полагаю, что популярность книги в Германии (она разошлась в 30000 экземплярах) свидетельствует, что с названием я попал в точку.
К. С. А не показалось ли переводчикам, что в романе перебор вульгаризмов, не смутила ли ненормативная лексика?
О. К. Для меня наибольшей сложностью было несоответствие славянских и германских бранных слов. Если у славян в этой языковой сфере преобладает отнесение к гениталиям, то у немцев ругательства носят скорее анальный характер, их любимое слово Scheissen (дерьмо). Не знаю, можно ли это как-то объяснить, исходя из теории Фрейда, или дело в национальных психологических особенностях. Так или иначе, чтобы показать богатство словаря Масловской, пришлось многое выдумывать. Судя по тому, что некоторые рецензенты хвалили меня за то, что я сумел «спасти» в переводе своеобразие польского языка, мне это удалось. Никто не заметил, что целый ряд слов – вымышленные.
И. Л. Я не считаю, что в книге «перебор» вульгаризмов. Масловская сумела найти адекватный язык для описания мира своих героев. Язык искусственный, выдуманный, в некотором роде заумь, но вот заумь эта не только уместна, а и весьма правдоподобна, поскольку основана на подлинных языковых реалиях. Море нелепостей и арготизмов. Блестящая образность и остроумие, смеховая экспрессия на всех языковых уровнях. Недаром сама Масловская говорит: «Мир является мне как язык, и именно языком я его воссоздаю». Может быть, я несколько преувеличу, если воспользуюсь сравнением, позаимствованным с самой высокой литературной полки, но Беккетт сказал о “Finnegans Wake”[1] Джойса: “Не спрашивайте, о чем это, потому что оно само и есть это что-то”. Пожалуй, то же можно отнести и к книге Масловской, где мир пропущен сквозь смеховую арготическую призму неграмматической, красочной в своем косноязычии, исковерканной и спародированной речи. Язык в романе - способ «обезвреживания» внешнего мира через его осмеяние. Можно говорить об ущербности, вырождении речи героя «Войны…» Сильного, но можно увидеть в ней богатство и яркость, карнавальную вседозволенность, не ограниченную ни грамматикой, ни семантикой, буйное словесное творчество (сродни детскому). Пути этого творчества неисповедимы: Сильный, как ребенок, творит не сознательно, а потому, что не умеет иначе, «по-взрослому». Сплошь и рядом читатель обнаруживает несогласование времен, многочисленные тавтологии и явную избыточность речи, очаровательные в своей нелепости уточнения, в которых сильное определение уточняется слабым («это их совершенно ошарашило, даже, можно сказать, несколько озадачило»), логические ошибки на обоих (жизненном и языковом) уровнях, нарушение синтаксической и смысловой связи, контаминации идиоматических конструкций («даже если они будут вешаться мне на шею, как мухи - на варенье»), самые странные формы глагольного управления, особенно с «умными» словами («Как представлю себе, какую огромную фрустрацию ему пришлось вложить в организацию всего этого бедлама с двумя неудачными дочерьми»). Если Сильный знает какое-то умное слово, вовсе не обязательно, что ему понятен смысл - он запросто использует это слово по своему усмотрению. Его ведет почти поэтическое наитие.
Скорлупа мата и вульгаризмов, в сущности, довольно тонка, и пробиться сквозь нее, к радости неграмматического раблезианского взгляда на мир, не столь уж и сложно. Язык, создающий видимость настоящего, непосредственно списанного с жизни, подслушанного на остановке или с балкона, - на самом деле конструкция искусственная, хотя и хорошо мотивированная психологически. Язык этот – скорее детище телевидения и прессы, чем порождение улицы. А отсюда следует, что довольно неприятный тип, который рассказывает нам «за жизнь», создан не столько улицей, сколько постоянно окружающим его информационным шумом.
К. С. А как была принята книга в ваших странах?
З. Б. Французам показалась узнаваемой и пришлась по вкусу эта сатира; заинтересовала их и юная писательница: несколько авангардных журналов отправили своих корреспондентов в Польшу, чтобы взять у Масловской интервью и попутно написать репортажи о той стране, в какой - по их представлению - обитают герои книги. Французы ценят легкость и фантазию как средство избавиться от налета излишней драматичности при восприятии мрачного мира. А поскольку в известной во Франции польской литературе такое редко встречается, книга получила громкий резонанс: в печати на нее появилось больше рецензий, чем на какой-либо другой из переводов последнего времени. Был мгновенно распродан весь трехтысячный тираж (для Франции это немало), допечатано еще 1000 экземпляров, издательство “Points-Seuil” приобрело права на карманное издание.
О. К. В Германии «Война…» вышла огромным тиражом и хорошо продается. Надо отметить, что успеху немало способствовала рекламная акция, предшествовавшая публикации книги. Не говоря об упоминаниях в прессе, отрывки из нее читались по радио в исполнении известных актеров, в частности популярной актрисы иранского происхождения. Надеюсь, что и я внес некий вклад в судьбу немецкой версии «Войны…»: в этом году мне была присуждена (в том числе и за эту работу) самая почетная награда для переводчиков польской литературы на немецкий язык - имени Карла Дедециуса[2]. Только что вышла вторая книга Дороты Масловской «Павлин королевы», написанная частично в ритме хип-хопа. Эта книга подтвердила мою убежденность в том, что мы имеем дело с молодым гением - иначе нельзя сказать об авторе, столь блестяще владеющим искусством стилизации. Я также вижу огромное достоинство Дороты в том, что она выступает с жесткой критикой общества потребления, постсоциалистической цивилизации, при том, что юный возраст никак не позволяет подозревать ее в ностальгии по коммунистическому прошлому.
К. С. Что ж, остается только пожелать автору новых успехов, а переводчикам - возможности познакомить своих сограждан с очередными книгами Дороты Масловской.